Turkmen.news продолжает публикацию материалов о ситуации в исправительных учреждениях Туркменистана. В первой части речь шла о жизни в считающейся образцовой колонии AH-K/6 в Теджене. Впрочем, таковой она стала лишь недавно, а до этого, помимо прочего, имела печальную известность практикуемыми там изощренными методами наказания осужденных. Одним из видов кары летом было стоять два дня подряд на солнце без воды и еды, при этом садиться и падать в обморок запрещалось. Хотя коррупция в тедженской колонии также стоит не на последнем месте по стране, все же самое коррумпированное пенитенциарное учреждение в Туркменистане, по утверждению сегодняшнего собеседника корреспондента turkmen.news Селима Хакнепесова, – это колония строгого режима MR-K/16 в г. Байрамали. В целях безопасности имя героя изменено.

Атаназар, 38 лет, срок отсидки 15 лет

— Почему вы считаете, что колония в Байрамали – самая коррумпированная зона в стране?

— Потому что именно в ней мотают срок самые богатые осужденные – от бывших министров, их заместителей и хякимов до крупных бизнесменов. Во времена моей отсидки там одновременно отбывали наказание три министра водного хозяйства и еще множество других, не менее богатых, бывших чиновников. На свободе они привыкли к комфорту и привилегиям и на зоне хотят такого же, за что готовы платить и платят большие деньги. Финансы от них самих, от их родственников и от других заключенных рекой текут руководству колонии, а администрация на эти средства может «купить» любую проверку или комиссию, разрешить любой вопрос.

— Как работает система коррупции?

— Там любое телодвижение возможно лишь за деньги. Если ты родственник заключенного, то взятку нужно дать на первом же контрольно-пропускном пункте. Хочешь проехать на территорию зоны на своей машине, чтобы не переть сумки с провиантом 200 метров до основного КПП – плати 50 манатов [около $2,5]. В противном случае оставляй машину за воротами и тащи эти сумки на себе. А родственники мало не привозят: десятки кило риса, макаронов, сахара, мяса, хлопкового масла, овощей, фруктов, что-то из перечисленного мешками! Что им стоит отдать эти 50 манатов.

Дальше – коррупция на основном КПП.

Внутри зоны власть принадлежит оперативникам внутренней службы МВД, а до основного КПП она у начальника армейского караула.

Сотрудники этих двух ведомств часто не находят общего языка, а причиной всему – деньги. Если начальник караула посчитает, что хозяин колонии его в чем-то обделил, то он может запретить свидания, и тогда хоть ты тресни, но осужденного родственники сегодня не увидят и передачу ему не передадут. Но обычно эти вопросы начальники решают между собой быстро, потому что на кону стоят немалые деньги.

На пункте проверки передач тоже царят алчность и страсть к наживе. Привез ты, скажем, 50 килограммов продуктов, а тебе говорят, что разрешено только пять. Куда девать остальные 45? За 200-300 манатов [около $10-15], в зависимости от того, кто ты сам такой и к кому приехал, вопрос решается быстро. «Всего» за 100 манатов [около $5] хлеб не превратят в крошку, банки с консервами не вскроют, а колбасу не изрежут на мелкие кусочки.

Платить нужно и за сами свидания. В колонии за каждым офицером МВД закреплены свои комнаты, всего их на зоне 30. Например, у начальника учреждения и его заместителя по 2-3 комнаты, у начальника режимной и оперативной части – по 1-2. Только эти люди дают разрешение на их использование, и тоже за деньги. Обычно сдают их бывшим чиновникам, тем, кто готов оплатить услугу вне общей очереди или побыть с родными дольше положенного времени. Никто, кроме их негласных хозяев, не вхож туда и не может ими распоряжаться. Остальные комнаты свиданий общие – это чтобы и другие сотрудники «не голодали».

Махинации с продуктами питания в столовой – особая тема. Контингенту колонии под 5 тысяч человек и продуктов привозят соответственно. При этом в столовую ходят от силы 300 заключенных, остальные сами себе готовят, для них даже построили кухни, чтобы в бараках в целях пожарной безопасности не использовались электрические плитки. Куда же деваются остающиеся продукты? А им же, осужденным, и продаются, начиная с хлеба и заканчивая овощами, крупами и мясом. Или готовят котлеты: вместо положенных, скажем, 100 граммов фарша кладут всего 20, а остальное – хлебный мякиш.

Вершиной коррупции считается торговля блатными хатами, или «кельдымами». Простой пример: на зоне был приличных размеров барак для больных туберкулезом. Потом его обитателей переселили в другое здание, в два раза меньшего размера, а барак превратили в «кельдымы» для бывших министров. Цена «хаты» зависит от метража. Если в прошлом это был кабинет, то стоимость колеблется от 15 до 25 тысяч долларов, а если это целая секция, из которой выселили заключенных, то цена вырастает до 50-70 тысяч.

Но так же не делают… А так, да, улучшение есть, особенно по сравнению с теми временами, когда в одном чане могли смешать вчерашний плов и борщ, а в рыбном супе плавали макароны.

— Можно ли за деньги иметь на зоне то, что вообще-то не полагается иметь?

— За деньги там можно все: и шикарные хоромы, и азартные игры, и алкоголь с опием, – все «крышуют» сами оперативники. Особо обнаглевших, занимающихся оптовым проносом «запрещёнки», нередко «хлопает» министерство национальной безопасности.

— Зачем им так рисковать? У них ведь и зарплаты высокие, и полицейские льготы, и привилегии. Плюс доход от менее преступной деятельности – контроль за свиданиями, передачами.

— Во-первых, это обычная зависть. Когда одни менты видят, как другие ездят на дорогих машинах, имеют по несколько квартир и содержат вторую семью, им тоже этого хочется. Во-вторых, алчность. Сколько бы ты не зарабатывал, денег много не бывает. Доход со свиданий и передач – копейки, по сравнению с тем, что они имеют с проноса опиума или трамадола. Весной 2016 года, например, МНБ «хлопнуло» двух оперативников режимной части – Гуванча и Самеда, наглых и жестоких нелюдей. Выяснилось, что Гуванч пронес на зону 7 кило терьяка и 25 тысяч таблеток трамадола. Говорили, что родственники осужденных наркоторговцев за каждый килограмм опия заплатили ему по 15 тысяч долларов! Вот какие там деньги крутятся. А сколько еще таких же оперов, которые и по сей день продолжают проносить наркотики…

— А нормальные среди офицеров есть? Есть ли на зоне физическое насилие в отношении заключенных?

— Бывает, встречаются вполне нормальные, но долго они не задерживаются. Их сжирает сама система. Был такой замначальника колонии — Тофик Алиевич [его фамилию собеседник turkmen.news не помнит]. Сам спортсмен, он и заключенных приобщал к спорту, в частности, к футболу. Делил людей на команды, каждый праздник устраивал соревнования, а в качестве мотивации давал участникам щедрые призовые. Так, игрокам команды-победителя бесплатно полагалось внеочередное суточное свидание и чеки на 300 манатов, которые можно было потратить в магазине колонии. Занявшие второе место получали двухчасовое свидание и чеки на 200 манатов. За третье место игроки также получали свидание на два часа и по 100 манатов каждый. И заключенных это сильно мотивировало.

Люди исправлялись, меняли свой образ жизни, а занятия спортом – помимо футбола, это и волейбол, и теннис, и борьба – становились для них привычкой.

Если по телевизору поздно ночью показывали интересные матчи, то Тофик Алиевич вытаскивал на улицу огромный телевизор, и осужденные смотрели игру, независимо от того, который был час – три или четыре утра.

В 2015 году в колонии случилось ЧП. Двое заключенных в пьяном состоянии подрались, и один другого полоснул ножом по шее. Об инциденте узнали в Ашхабаде, приехала проверка. За начальника учреждения взялись основательно, в итоге вскрылось всё, что творилось на зоне. Там тогда много голов полетело. Насколько я слышал, Тофика Алиевича даже посадили, видимо, скандал был настолько большой, что от зоны его не спасло и личное знакомство с министром внутренних дел Исгендером Муликовым – они раньше вместе работали в ашхабадском уголовном розыске. Но сидел он недолго, всего несколько месяцев.

— Откуда у замначальника были такие деньги для призов? Сейчас такие поощрения есть?

— Он же не из своих денег давал. Собирал министров и «грузил» их. После его ухода первое время поощрения еще были, но потом свидания сделали всем по два часа, а чеки вообще перестали давать. Сейчас и свиданий нет.

— Про физическое насилие не сказали…

— На зоне сами оперативники теперь редко бьют, возможно, это результат работы комиссий из департамента исполнения наказаний, которые все же реагируют на жалобы. Но если кто-то из сотрудников «точит зуб» на заключенного, то теперь ждут приезда ОМОНа, который в штрафном изоляторе сделает из бедолаги отбивную. С ОМОНа взятки гладки.

— Спроси заключенного, виновен ли он, ответ будет, скорее всего, отрицательным. А как на самом деле?

— На самом деле из ста человек примерно пятеро сидят там ни за что. На кого-то повесили преступление, ведь во время следствия пытают так, что сознаешься в чем угодно; кто-то проходит соучастником, хотя реально был свидетелем преступления или случайно проходил мимо; либо учился читать намаз у того, кто обучался в арабских странах и которого посадили за ваххабизм. В чем вина таких людей?

Остальные 95 сидят за дело, но вопрос в другом: соразмерно ли их наказание совершенному преступлению? Почему чиновники, укравшие из бюджета десятки миллионов долларов, получают такие же сроки, как и те, кто употреблял наркотики без продажи или сорвал на улице цепочку с шеи или украл кошелек? Почему те, у которых на счету по несколько трупов, выходят из зоны раньше, чем те, кто сидит за попытку убийства?

Этим ребятам так говорят: те, кто убил, они уже успокоились, сделав свое дело, а вы злые ходите, что не добили, вас выпускать нельзя, освободитесь – пойдете и добьете.

В начале двухтысячных в Ашхабаде орудовало несколько банд, их члены садились в такси, убивали водителей, а машины разбирали на запчасти. На их счету в общей сложности было около 50 убийств, из-за них власти тогда ввели передвижение при наличии паспорта: из города в район без документа выезжать было запрещено. Бандитов в итоге поймали, дали им по 20-25 лет срока, но спустя 10-11 лет отсидки они вышли по помилованию. А те, кого осудили за попытку убийства, продолжали сидеть.

— Как этим пятерым невиновным добиться справедливости?

— Никак. Попав на зону, ты уже ничего не добьешься. Никакая комиссия твой вопрос не решит, а писать письма в различные инстанции, да хоть самому президенту – бессмысленно, за такую активность тебе же хуже будет.

— У оперативников огнестрельное оружие при себе имеется?

— Нет, внутри зоны оружие запрещено, заключенные могут его отобрать.

— Представьте, что мы с вами из тех пятерых, без вины осужденных. Мы договариваемся и берем в заложники двух оперативников, требуем, чтобы нас услышали и пересмотрели наши дела, так как сидим уже по 5 лет, а впереди еще 10. Неужели даже такой отчаянный шаг никого не заставит задуматься? Что произойдет при таком раскладе?

— Никто не услышит и не задумается, им заключенные и их судьбы по барабану. Сначала, возможно, поговорят, попросят «не дурить», пообещают никуда не сообщать при условии освобождения заложников. Если это не поможет, вызовут родителей, попробуют повлиять через них. Третий вариант – пообещают пересмотреть уголовное дело, а в итоге – штрафной изолятор, избиение, пересуд, дополнительный срок и крытый режим, оттуда уже живым не выйдешь.

Самый жесткий вариант: загонят спецназ, перестреляют или закидают гранатами, а взятых в заложники оперативников похоронят, как героев.

Похожий случай, кстати, уже был в 90-х годах в СИЗО г. Мары. Тогда тоже заключенные взяли двух офицеров, требовали освобождения, в противном случае грозились убить обоих. И все: приехал спецназ, кинули туда две гранаты, и всех перебили.

Редакции turkmen.news не удалось выяснить у других источников, имел ли место подобный случай в марыйском СИЗО, на самом деле.

Беседовал Селим Хакнепесов. Продолжение следует…

Торговая марка H&M отказалась использовать туркменский хлопок

Принудительный труд, или Почему туркменские базары полны текстилем мировых брендов

«Они вряд ли увидят свободу»

В память о Тиркише Тырмыеве. Эксклюзивные фотографии